Александр Градский:
«Здесь охотно венчают героя…»

В книге, в частности, рассказывается о встречах автора с известными музыкантами, такими как Александр Градский, недавно ушедший из жизни.

С разрешения автора публикуем главу из книги.

***

Александру Градскому я звонил с некоей не вполне осознанной опаской: от тогда ещё не очень многочисленных знакомых музыкантов был наслышан о его крутом нраве. Кто-то даже поговаривал о «звёздной болезни», другие же просто с усмешкой предупреждали, что Градский – знатный матерщинник. Честно говоря, я ожидал отказа и во встрече и, соответственно, в интервью. Причём, резкого и безапелляционного. Однако всё получилось с точностью до наоборот. Хотя сначала в телефонной трубке действительно раздался легко узнаваемый голос с не слишком радостными интонациями:

– Да?..

Я кратко и деловито объяснил: кто я, откуда и что мне надобно. В ответ неожиданно прозвучало:

– Сейчас подъехать можете?

От нечаянной радости я слегка опешил.

– Запишите адрес: ул. Мосфильмовская …

Менее чем через час я уже топтался перед заветной дверью. На звонок мне открыл человек, которого я до этого видел лишь несколько раз по телевизору всегда в строгом костюме с бабочкой и исполняющим песни Пахмутовой. Сейчас же передо мной предстал высокий, стройный, с длинными чуть волнистыми волосами «рокер», каким я Градского и представлял вне сценической обстановки. Плюс, конечно же, огромные стильные очки. Но особенно поразило другое: атлетический торс и чрезвычайно мускулистое тело и руки. Что особенно подчёркивала спортивная майка с короткими рукавами. Весьма довольный произведённым эффектом, он добродушно и с улыбкой произнёс:

– Владислав? Проходи!

Он тут же познакомил меня со своей миловидной женой (от ред. в то время Ольга Градская), которая на его фоне казалась ещё более миниатюрной. Едва расположившись за огромным столом, уже накрытым с привычным московским гостеприимством – чай, печенье, конфеты, ещё какие-то кондитерские деликатесы – я было завёл:

– Александр Борисович…

Он резко перебил:

– Никаких Борисычей. Просто Александр. И давай на «ты».

Я обомлел. И понятно, что после этого беседа приняла совсем уж доверительный характер. Мне показалось, что мы говорили обо всём и обо всех. Александр был предельно откровенен в своих суждениях, а иногда даже, пожалуй, на мой вкус, излишне резковат. И, что особенно подкупало, абсолютно искренен. Мне это безумно понравилось. Часа через полтора, понимая, что я и так превысил все мыслимые лимиты, стал собираться. И Градский на прощание:

– До метро дорогу найдёшь? Ну, пока. Звони в любой момент.

Я был на седьмом небе от счастья.

Спустя некоторое время расшифрованное интервью было предложено «Ульяновскому комсомольцу». Материал получился огромный. Сергей Ульянов перезвонил мне и, во-первых, предупредил, что его сократят (как всегда!), а во-вторых, поинтересовался, нет ли у меня каких-нибудь иллюстраций для статьи. Я с горечью признался, что нет, но пообещал, что совсем скоро будут. Буквально через несколько дней я опять по делам был в Москве, позвонил Градскому и объяснил, что сдал материал в газету, но есть одна проблема – отсутствие иллюстраций. Он с усмешкой:

– Да разве это проблема? Приезжай, подберём что-нибудь!

Уже через час за накрытым столом я рассматривал фотографии, из которых выбрал одну, которая мне особо приглянулась (она и появилась в газете). Тут мне пришла мысль, что будет круто, если Александр напишет что-нибудь читателям газеты. Это тоже не составило никакой проблемы, и он на листочке размашисто написал: «Читателям «Ульяновского комсомольца» с пожеланиями счастья, удачи и хорошего, весеннего настроя. А. Градский».

Не слишком надеясь, что судьба и дальше будет ко мне столь благосклонна я, пользуясь случаем, ещё и записал небольшое интервью, в котором назадавал вопросы, по неведомым мне причинам упущенные в прошлый раз. Пытаясь не злоупотреблять благорасположением хозяина, я с извинениями стал быстро складывать манатки, собираясь уходить. И тут Александр выдал:

– Пойдём, провожу. Мне всё равно за молоком надо. Да и хлеб не помешает.

У меня перед глазами до сих пор стоит незабываемая картина: меня провожает САМ Градский, идущий в ближайший магазин за хлебом и молоком. Просто сюр. По дороге я задал ему последний вопрос:

– Александр, а вот в песне «Солдатская» вдруг неожиданно и буквально «встык» использован марш «Прощание славянки». Зачем?

Он чуть полузадумчиво полуулыбаясь посмотрел на меня и внезапно отреагировал вопросом на вопрос:

– И как тебе эффект?

– Обалденно.

– Вот для этого!

У продовольственного магазина мы тепло распрощались, и я пошёл к метро.

Впоследствии я сделал бессчётное количество программ (включая радиопередачи) о творчестве Александра Градского: от мини-программулек на 15–20 минут, рассказывающих об отдельных эпизодах его музыкальной деятельности, до поистине монументальной программы об истории утопического социализма, основанной на вокальной сюите «Утопия А. Г.».

Помнится, за несколько месяцев её подготовки я прочитал книг по истории социализма больше, чем за предыдущие 20 лет своей жизни. И, кстати, именно тогда я узнал, что в Москве, совсем рядом с Кремлём (в Александровском саду), стоит памятник-обелиск выдающимся мыслителям и деятелям борьбы за освобождение трудящихся* (скульптор С. А. Власьев). Естественно, во время очередной командировки в столицу первое, что я сделал по приезде на Казанский вокзал, – отправился к этому обелиску. Клянусь, ни до, ни после этого я не испытывал такого щемящего чувства духовного единения с людьми, чьи фамилии отчеканены на этом монументе.

А в голове звучал голос Градского: «От зол земных душой скудея, Искал я выхода в мечтах, И вот гляжу: летит Идея, Всем буржуа внушая страх». И ещё большой вопрос, что на меня оказало большее влияние: проштудированные мной книги Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы или «Утопия» Александра Градского.

* В действительности первоначально он был известен как Романовский обелиск (был открыт 10 июня 1914 г. по случаю отмечавшегося в предшествующем году трёхсотлетия дома Романовых). В 1918 г. по указанию Ленина памятник был «переделан»: имена царей были заменены на фамилии 19 революционных мыслителей. В 2013 г. (в ознаменование 400-летия дома Романовых) монументу вернули близкий к первоначальному облик. Правда, не обошлось без конфуза: изображение святого Георгия не соответствует оригиналу (впрочем, как и орёл), в слове «память» мягкий знак заменили твёрдым, в слове «300-летие» пропустили дефис и в целом надписи выполнили шрифтом Izhitsa, не соблюдая при этом соответствующее расстояние между буквами.

«Я – Гойя!»

Чуть больше года назад мне в руки попала пластинка. Внешне ничем не примечательный «миньон» (от фр. Mignon, милый – малый формат виниловых грампластинок, диаметром около 17 см). в белом конверте, лицевая сторона которого оповещала мир о том, что на «миньоне» записаны Александр Градский и ансамбль «Скоморохи», при первом же прослушивании подарил целый букет эмоций. «В полях под снегом и дождём»– великолепная стилизация в духе «барокко-рок» соседствует с песенкой не без юмора «Наш старый дом» (Бёрнс в переводе Маршака), «Я – Гойя» – так называемое «конкретное звучание» и… вы мигрируете в область «философского рока». «Песня шута» – образец хард-рока, навевающий образы группы «Лед Зеппелин». Вот такой калейдоскоп.

Что же, состоялось открытие «нового Градского»?

Память услужливо проворачивала замедленный повтор «фильма» «Градский старый». Начало: две песни на пластинке Давида Тухманова «Как прекрасен мир». Это «Джоконда» и «Жил-был Я». Затем – музыка к фильму «Романс о влюблённых» плюс авторское исполнение. Выходит «миньон», а за ним и «гигант» (С90–05447–8) с музыкой и песнями из «Романса». Затем Градский пишет оперу «Стадион», к сожалению, белого света до сих пор не увидевшую. «Потому что это очень сложная работа – записать такую оперу» – «оправдывается» автор.

Время течёт: Александр пишет музыку ещё к нескольким фильмам, в том числе «Поговорим, брат». «Брат» ещё не успел выйти на экраны страны, а уже появляется следующий песенный цикл Градского (первый – «Размышления шута», второй – «Русские песни», и журнал «Клуб и художественная самодеятельность» выпускает в 1978 году гибкую пластинку с четырьмя песнями первой части цикла.

Хронологически «Градский старый» укладывается в последние семь-восемь лет. Благодаря какой же волшебной палочке просто Саша Градский стал «Градским-певцом», «Градским-композитором», «Градским-артистом»?

Сам он отвечает так:

– Я начал играть и петь лет с девяти или десяти. А увлечение современной музыкой пришло как раз тогда, когда «Битлз» стали выступать, стали их пластинки выпускаться. Мне очень нравилась их музыка и нравится по сей день. Я пытался петь какие-то их песни, но поначалу я занимался более серьёзной музыкой. В шестилетнем возрасте меня отдали учиться в музыкальную школу, и поэтому я был в первую очередь связан с симфонической классической музыкой. И как-то сопряглось это с увлечением новой музыкой. Но прошло некоторое время, и от простого увлечения я решил перейти к созданию своего ансамбля, тем более что в Москве начали создаваться подобные коллективы. Назывались мы тогда, в 1964 году, «Славяне», пели только по-английски – репертуар «Битлз». В Москве существовала ещё одна группа «Соколы», которая исполняла только репертуар «Роллинг Стоунз». И вот интересно – в Англии происходило своеобразное соревнование между «Битлз» и «Роллинг Стоунз», а в Москве происходило соревнование между нами и «Соколами». Но в какой-то период времени это начало надоедать…

И Градский приходит к выводу, что можно (и нужно!) исполнять свою музыку. Но группа «Славяне» для этого не годилась. «Нужен был какой-то другой ансамбль, в котором можно было бы это всё посадить на русскую основу, на русские стихи, на русские тексты…» – вспоминает Александр. И в 1966 году была создана группа «Скоморохи», которая существует и по сей день. Тогда Градский и его коллеги были на равных, хотя он сочинял, конечно, больше. Сейчас из тех музыкантов в «Скоморохах» нет никого, и ансамбль исполняет исключительно его композиции. Во всяком случае, такое впечатление складывается по пластинкам.

– Я могу перечислить, – говорит Александр, – кто у нас играл тогда в составе. Владимир Полонский – на барабанах. Теперь он в ансамбле «Самоцветы». Пианист Александр Буйнов теперь играет в «Весёлых Ребятах». И Юрий Шахназаров (бас-гитара) стал организатором ансамбля «Аракс» при театре имени Ленинского комсомола. Правда, я считаю, что они во многом отошли от той музыки, которую мы тогда делали. Они стали заниматься музыкой вокально-инструментальной, а я-то считаю, что это совершенно разные стили – рок и вокально-инструментальная музыка…

Градский же не столько «отошёл» от чистого рока, сколько придал ему новое качество. Ну, а менее взыскательные музыканты пошли по пути наименьшего сопротивления – попытались механически совместить несовместимое. Это в лучшем случае. В худшем – эти музыканты повторяют чужие (в основном западные) музыкальные глупости. И результат – пока плачевен… Это – фон. А на нём происходят довольно примечательные и интересные явления. Выходят, например (правда, редко), очень неплохие пластинки – «По волне моей памяти» Д. Тухманова, «Зеркало души» А. Пугачёвой, «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» А. Рыбникова. Создаётся интересная кино- и телемузыка – «31 июня» и «Быть звездой» А. Зацепина, «Романс о влюблённых» А. Градского…

О киномузыке и о «Романсе»…

– Это было в начале 1973 года, – рассказывает автор музыки «Романса». – Я довольно-таки серьезно учился в институте, уже был на четвертом курсе, готовился, в основном, к оперной карьере, но не уверен был в себе, честно говоря. И вот предложение в этом фильме спеть (сначала – спеть!) мне показалось заманчивым вот почему: интересно было проверить – правильно ли, что я собираюсь идти в оперу? Ведь я неоднократно себя уговаривал заниматься только оперой… Ну и привели Кончаловского на одну из моих записей на радио, и он предложил мне спеть несколько песен… Я сказал, что пою только песни свои (отчасти это была правда), и поэтому я сам эти песни буду писать. Я написал, а затем наиграл Кончаловскому 15 или 20 мелодий, совершенно разных, в разных сочетаниях, и он выбрал музыку сам, а моя задача дальше была – по-настоящему её сочинить, аранжировать, спеть и решить как готовую, законченную песню. Работал я год над этой картиной. Огромное количество трудностей было. Я никогда не писал музыку к двухсерийному фильму, а Кончаловский никогда не снимал музыкальных фильмов.

Джонни Холлидей, французский экс-идол поп-музыки, заметил однажды: «Живи Шекспир сегодня, он писал бы рок-оперы».

Градский рок-оперу написал. Первую советскую рок-оперу. Подчеркнуть приоритет Градского, по-моему, просто необходимо. Потому что «то, что поставили «Поющие Гитары», то, что поставили некоторые другие коллективы – это, в общем-то, спектакли музыкальные. Это не рок-оперы потому, что там нет ни признаков рока, ни признаков оперы. Есть законы оперы, которые там не соблюдены. Есть законы рока, которые там не соблюдены». Это мнение автора «Стадиона».

– Рок – это не какие-то риффы в унисон бас-гитары с гитарой. Рок – это, прежде всего, идеология. Идеология и эмоциональность! Резкая смена крайне лирического и крайне трагического – это рок. Я бы даже сказал, что рок – это признак современности, признак остроты произведения. Есть произведения для хора и оркестра симфонического, но написанные вот с такой мощной сменой настроений, сменой каких-то образов… На мой взгляд, 15-я симфония Шостаковича – это рок-музыка… по своей идеологии…

«Стадион» – это опера, которая посвящена патриотам Латинской Америки, чилийским патриотам. Однако там нет ни одного конкретного героя, ни одного узнаваемого персонажа. Хотя судьба Виктора Хары (чилийский поэт, певец, театральный режиссёр, политический активист. Был убит выстрелом в голову 15 сентября 1973) положена в основу этого произведения, тем не менее, в главном герое там угадываются черты и других людей нашего времени. Так же, как и в отрицательных героях… Это образы все собирательные.

Там, например, предатель-офицер говорит цитату из выступлений Геббельса. Такая мысль – фашизм как зло… всеобщее. Необязательно в Германии или в Чили. Это всеобщее «недобро», в разных проявлениях оно в опере присутствует, но в основном говорит вот такими ходульными фразами. А герой главный (исполнитель – Александр Градский) – он более сомневающийся человек, не просто демагог, который кричит: «Да здравствует то да се! Да здравствует!..» Он выстрадывает свое решение… Эта вся опера о том, что художник не должен предавать интересы своего искусства, интересы своего народа, которому он служит, даже если ему угрожает смерть. Художник обязан не изменять самому себе.

По вопросам приобретения книги Владислава Ястребова «Рок в кепке Ильича» обращаться по e-mail: yastrebov73@gmail.com.