«Не должна быть затеряна для потомства…»

2. Собственноручно. Панин. Потемкин. Суворов

Продолжая путешествие вслед за пушкинской строкой*, мы предоставляем читателю возможность заглянуть на страницы редких документов, которые с интересом прочел бы сам Александр Сергеевич.

В дорожной книжке Пушкина есть запись: «Панин. Дом Пустынникова.» Это - симбирский адрес походного штаба генерал-аншефа Петра Панина. Тот самый дворец в Троицком переулке, где за семь лет до пугачевского бунта симбирские горнозаводчики принимали Екатерину Великую.

Место для штаба главнокомандующий охваченными бунтом губерниями выбрал лично. «Могу я предположительно основывать себя на зимнюю позицию в Синбирске, как в средине мест, требующих моего повсеместного обозрения и вспоможения» - пишет Петр Панин брату Никите Панину 2 сентября 1774 года из Керенска.

В семейном архиве правнучки графа Петра Панина княгини Марии Мещерской сохранились 33 его письма за период с 21 Июля 1774 по 28 Генваря 1775 года. Все они адресованы брату - влиятельному государственному деятелю Никите Панину. К печати не предназначались. Лукавить и приукрашивать необходимости не было - братья отлично понимали друг друга, обстоятельства описаны достоверно и откровенно. Пушкину увидеть письма не довелось - Мещерская открыла подлинники лишь в 1876 году, через 40 лет после его гибели.

14 из 33 писем (с 1 октября по 22 декабря 1774 года) отправлены из Синбирска. Из дома Пустынникова и осуществлялось руководство преодолением смуты.

В архиве Марии Мещерской сохранились и письма Григория Потемкина, среди них и то, которым опальный генерал был призван на службу отечеству.

* См. «Деловое обозрение», №9 (189) сентябрь 2013, стр. 30-31

Письмо князя Г.А. Потемкина к графу П.И. Панину  Получено 2 Августа (1774) в 11 часов в Москве.

«Сиятельнейший граф, милостивый государь!

В проезд через Москву слышал я от вашего сиятельства, что вы желали бы охотно принять команду войск, отряженных против бунтовщика и государственного злодея Пугачева.

По смерти общего нашего приятеля, Александра Ильича (Бибикова), обстоятельства тамошних дел и с успехами, столь худы сделались, что уже одним оружием кончить не надежно; нужен муж, испытанный в искусстве и ревности, могущий восстановить порядок, обратить каждого к своей должности и, словом, вложить душу в разстроенный народ»…

Задача определена кратко и четко: испытанного мужа направляют не «карать», как вдалбливали с классовых позиций пролетариата, а «восстановить порядок и вложить душу». Муж действительно испытан в искусстве и ревности. Панин - один из лучших полководцев XVIIIвека. Герой Кунерсдорфской баталии, победитель Фридриха Великого, покоритель Бендер. Значителен и его опыт администратора. Четыре года он был правителем Восточной Пруссии и генерал-губернатором Кенигсбергским. Прямодушный генерал считал, что государственные заслуги и чистота побуждений дают ему право открыто заявлять свои суждения. Он позволял себе спорить с императрицей в сенатских заседаниях. Екатерина выразила недовольство потерями при тяжелейшем штурме Бендер. Полководец, которому женщина указывает «не так воевал», не замедлил с таким ответом, последствием которого могла быть только отставка.

П.И. Панин (художник Г.Сердюков) 

Потемкин дипломатичен, он составляет письмо так, будто призывая опального генерала на службу, сенат и императрица всего лишь снисходят к его желанию «принять команду войск, отряженных против бунтовщика». На самом деле императрица вынуждена из персонального оскорбителя «делать властителя с беспредельной властью в лучшей части Империи». Екатерина сетовала: «Если я это подпишу, то сама нималейше не сбережена буду, но перед всем светом первого враля и мне персонального оскорбителя, побоясь Пугачева, выше всех смертных в Империи поставлю».

Получив письмо Потемкина, уже на следующий день - 3 августа Петр Панин пишет брату, как готовится к выполнению «расторженной почти по половине всего государства столь важной экспедиции». Собрать «круг себя штатных людей, потребныя орудия», «организовать соединенный корпус», «прикрытия» - все это надлежит «в потребную связь привести». Он «сочинил для обнародования извещение противу злодея Пугачева… таким слогом, как бы могло быть внятнее последней черни. Предполагая издать его в трех губерниях и по тем местам, где войски, мне порученныей, сего злодея преследуют».

Посылая для передачи Потемкину реляции и рапорты, Панин в письмах брату не удержался от ядовитых замечаний: «коменданты трепещут в крепостях», «губернаторы рассылают денно и нощно курьеров, чтобы полевые генералы с пехотою одного полку поспевали через 400 верст таких комендантов избавлять».

Развал власти в отдаленном малоосвоенном крае с присущей ему краткостью характеризует еще один «неложный свидетель истины». «Подлинное подписано тако: Генерал граф Александр Суворов-Рымникский». В октябре 1790 года в связи с возведением его в графское достоинство А.В. Суворов представил в Военную коллегию автобиографию со сведениями о службе и чинах. В этом замечательном документе эпохи есть страницы о симбирском годе службы под командованием Панина.

Приведем несколько строк: «…при свидании <Панин> мне высочайшее повеление объявил и дал мне открытый лист о послушании меня в губерниях воинским и гражданским начальникам. Правда, я спешил к передовым командам и не мог иметь большого конвоя, но известно ли, с какою опасностью бесчеловечной и бесчестной смерти? Сумасбродные толпы везде шатались, на дороге множество от них тирански умерщвленных, и не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя; сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал, ни малейшей казни, разве гражданскую, и то одним безнравным зачинщикам, но усмирял человеколюбивою ласковостию, обещанием императорского милосердия… В следующее время моими политическими распоряжениями и военными маневрами буйства башкирцев и иных без кровопролития прекращены».

Казнь Чернышева и 36 офицеров. Казачий сотник Падуров, показав значок депутата Уложенной комиссии, завел отряд симбирского коменданта Чернышова в ловушку. Все офицеры были убиты пугачевцами.

Об этом пишет и Пушкин: «Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных губерниях, утверждая в них ослабленное правление, возобновляя города и крепости и искореняя последние отрасли пресеченного бунта».

Советские идеологи единственной целью одоления смуты считали карательную. Об участии Суворова в «сей расторженной по половине государства важной экспедиции» стыдливо помалкивали. Панина преследовали «эхом злословия».

Расстреляние Харловой и ее брата (Харлова - жена коменданта крепости).

Посмотрим, что пишет сам Петр Панин «от средины самого пущого в здешнем краю произведения по всей окрестности бунтовщических злодеяний, где задержаться был принужден целую неделю».

1774 года Сентября 10 дня, из монастыря Казанския Богородицы при Нижнем Ломове.

«Моими отрядами разбито шесть шаек, а во всех их было не менее 8000 человек… Шайка бунтовщиков, похитившая город Наровчат, разбита моим отрядом в сорока верстах от того места моего пребывания, где перед глазами их сообщников многим смертныя казни и телесныя наказания произведены были».

Действовали, как видим, быстро и жестко. Возмездие было осознано как заслуженное: «зачали уже и из отдаленных селений присылать с повинными и с пойманными собственно собою зачинщиками и посыльными к их возмущению, поставляя в знак заслуженной своей от Ея Величества казни по моим повелениям при своих селениях виселицы, глаголи и колесы на казнь себя собственно, естьли они впредь дерзнут нарушить в чем-нибудь подданническое свое законной Государыне повиновение, начальствам и собственным владельцам».

Фельдъегерь везет почту 

Панин - опытный психолог: «При деревне поставил все приуготовления для смертной казни, что я со всеми делаю, которые сопричащалися изменническому бунтованию». «Глаголи» сооружались самими «сопричастниками» в знак покорности и признания вины. На них никого не вешали. Грозное предупреждение подействовало: «перворазносимый в черни слух, что брат дядьки цесаревича едет с войском встречать Петра Третьяго переменился…», «это не он, а изменник и самозванец Пугачев».

Уже в августовских письмах появляется тревога об угрозе голода.

Августа 28 дня Шацк.

«… в здешнем краю столько только хлеба, что разве злодеям яко передовым достанется на пропитание, и издали куда везти и где магазейны заготовлять, еще положить нельзя». 

Сентября 22. Пенза.

«… все вожженыя сего злодея бунты до того пресек и утушил, что разве маленькия искры кое-где дымятся… С сей стороны я весьма уже спокоен и надежен; но во вновь возложенном на меня попечении о прокормлении здешнего края народа совсем противно: потому, слыхал ли кто, что уже в нынешнем месяце, яко в первом получившем с поля жатву, покупать народ здесь принужден к своему пропитанию полынь по сорока алтын, а дубовые желудки до полутора рублей четверть. И в первый месяц неурожая, в самых хлебородных местах, почти нет ни у кого запасного хлеба…»

Октябрь. Симбирск.

Панин проводит совещание с руководителями вверенных ему губерний. Издано «Объявление жителям губерний Казанской, Нижегородской и Оренбургской». Население извещается об учреждении казенных хлебных магазейнов и правилах торговли и установлении твердых цен на хлеб, крупы, сено, овес. Организованы общественные работы с оплатой деньгами и хлебом. «Этим, - пишет Екатерина Панину, - удержите народ на его местах и, упражняя его, уймете воровство и разбой».

Ноября 28 дня Синбирск.

«Здешния дела, со стороны всех без изъятия бунтовщичьих народов, меня оставляют совсем покойно; но от стороны голоду людям и скоту угрожаюсь от времени до времени все более…

Боже, не накажи нас, чтобы и в будущий год мог сделаться еще хлебный неурожай, а и без оного уже сие неизбежно, что во многих уездах людям будет знатный урон от голоду, и что в здешнем краю большая половина оржаных полей не посеяна, а на яровыя семян доставать не будет…»

И, наконец, особенно интересное для нас письмо.

Синбирск, 1774 году Октября 1 дня.

«Сегодня достигнул я здешнего города. В тож время пришел в мои руки адский изверг Пугачев. Отведал он от распаленной на злодеяния его моей крови несколько пощечин, а борода, которою он Российское государство жаловал, довольного дранья. Он принужден был пасть перед всем народом скованный на колени и велегласно на мои вопросы извещать и признаваться во всем своем злодеянии…»

Строки письма проясняют смысл эпизода. Это не «пытка» и не «кулачная расправа», как внушали в советских изданиях. Это акт публичного разоблачения и уничижения. Желая вовлечь старообрядцев в бунт, Пугачев «жаловал их бородою». Это был обман - Раскольничья контора и налоги с бород были отменены еще в 1763 году, тогда же была объявлена амнистия старообрядцам, что и вызвало массовый приток их на целинные земли Поволжья. Таская самозванца за бороду, Панин публично обличает его ничтожество: кого может «жаловать бородой такой «похититель» имени Петра Третьего»! К тому же Пугачев - уже пятый пойманный Паниным «император».

Интересно, что на следующий день, при официальном «предъявлении» самозванца, которое подробно описано очевидцами поручиком Державиным и майором Руничем*, Панин «не осквернил свои руки прикосновением к злодею».

* См. «Деловое обозрение»» №10 - октябрь 2011 года

9 Октября помечено письмо, где Панин сообщает, что вместе со «сделанными злодею распросами» он высылает Потемкину «копию портрета со злодеева оригинала; естьли вы любопытны его харю поскорее спознать». Отмечает: «Но надобно и в злодействе дать ему ту справедливость, что дух имеет он бодрый, который мог бы быть весьма полезен, естьли бы обращен был не во зло, а в добро».

Тот же вывод сделал и Пушкин. Посылая Денису Давыдову экземпляр «Истории пугачевского бунта», он пишет: «Вот мой Пугач: при первом взгляде он виден - плут, казак прямой! В передовом твоем отряде урядник был бы он лихой!»

Пушкин любил слушать и записывал легенды, он «ловил в них отголоски поколений и общества, которые уже сошли с лица земли, находил прелесть историческую и поэтическую». И пусть в реальности дерзкого ответа Пугачева не было, услышанная поэтом в Языкове легенда о вороне и вороненке послужила автору «Капитанской дочки» основой для создания художественного образа Пугачева. Именно так считают литературоведы-пушкиноведы.

В октябре из дома Пустынникова отправлено еще одно письмо. «…Бунтовщичьи скопища, сколь они ни многочисленны были, все без изъятия разбиты и низложены, бунтовщик пойман, неповиновение приведено в повиновение… Канцелярское и их служителей многоможие, во мздоимстве и в пригибании всех дел от истины к случаям сильных, восприяло ж прежнюю свою силу и истечение. Но чтоб сие переделывать, то надобно всему оному наперед перемениться не в губернских и воеводских канцеляриях с казначеями и управителями, но в их источниках, до которых можно наперед самому десять раз шею сломить, не исправя в том ничего». Предоставим читателю самому судить об актуальности этих строк.

Откроем страницу дорожной книжки Пушкина с записью «Симбирск. Дом Пустынникова». Сохранился лишь эскиз фасада. Дворец - свидетель событий сгорел в пожаре 1864 года. На его месте в Троицком переулке было построено здание Симбирского кадетского корпуса - ныне Суворовское училище ВДВ.  

Наталья Гауз

на фото под заголовком - Н.И. Панин (художник А. Рослин)