Что вместо импорта?

«Еще до начала импортозамещения, девальвации и известных событий 2014 года мы спросили, как промышленность относится к девальвации. Оказалось, что девальвация российской промышленности не нужна.

В феврале 2015 года отечественным товаропроизводителям нужно было укрепление рубля. Около 45% предприятий ни при каком повышении цен на импорт не готовы были отказаться от него.

Второе место с большим отрывом предприятия отдали низкому качеству уже производимого отечественного оборудования и сырья. Сегодня картина не изменилась, по-прежнему российские предприятия не могут найти российских аналогов закупаемого ими раньше импорта».

«Западная Европа сохранила лидерство как поставщик оборудования для российских промышленных предприятий. Отечественное оборудование особых успехов здесь не имело, хотя предпочтения в его сторону возросли.

По нашим данным, основными бенефициарами российской политики импортозамещения стали Китай и Индия. Отечественные предприятия вынуждены закупать индийское и китайское оборудование, которое не очень высоко ценится в России.

При этом российская промышленность способна удовлетворить увеличение импортозамещающего спроса на ту продукцию, которая уже производится в стране, – то есть обладает достаточными простаивающими мощностями.

Вся проблема упирается в инвестиции. Будут инвестиции – возможно, импортозамещение пойдет шире».

«Нужно говорить по логичную динамику процесса. Если мы говорим про импортозамещение в машиностроении, то понятно, что этот процесс длительный. Стартовать, получить финансирование, переоборудовать производство, удовлетворить внутренний рынок и, возможно, нацелиться на внешний, – это всегда время. Такие процессы длятся годами.

Государство ввело достаточно большое количество инструментов, которые реализует через институты развития. Если посмотреть, сколько ФРП за последние полтора-два года оказал прямой финансовой поддержки производствам, это значительная цифра. Экспортоориентированное производство кредитуется под 1%. Компаний, которые получают такое финансирование, уже сотни, и все активно развиваются».

«Эта парадигма позволяет надеяться, что процессы в компаниях пойдут быстрее с учетом дешевых денег и работы «РОСНАНО», которая ведется ни один год и максимально продуктивно.

Потенциал у импортозамещения стопроцентно есть – отсутствует вера у некоторых крупных производителей в то, что такая поддержка может быть оказана достаточно легко, и желание».

«Государство заявляет, что мы к 2024 году должны сделать цифровую трансформацию так, чтобы уйти от «бумажек». Но проблемы по-прежнему есть, в том числе, когда предприятие подает заявку на ту или иную меру поддержки.

У Минпромторга есть субсидия, которая выдается предприятиям на затраты на НИОКР в области электроники и телекома. Чтобы получить эту субсидию, нужно настолько правильно оформить документы, что бизнес это сделать зачастую не может. Достаточно не так «сшить» или пронумеровать бумаги – все, отбой. Сможет ли государство перейти от этого бюрократизма к нормальному процессу взаимодействия, когда оно будет хотеть от вас эти документы принять?»

«Воссоздать промышленное производство не так сложно, сборочные производства открываются за девять месяцев. Проблема начинается в области материаловедения. Во многих направлениях компетенции утрачены либо находятся на начальном уровне развития.

В Россию завозятся на миллиард евро эпоксидные смолы (раньше мы их сами производили), более чем на миллиард евро гранулы АБС, винная кислота на 2,4 миллиарда евро и так далее. Чтобы покрыть эти рынки и в сумме получить 40 миллиардов евро в год плюсом, нам необходимо производить 250 тысяч тонн малеинового ангидрида. Кто возьмется за эту работу?

Мы всегда смотрим почему-то дискретно. Вся наша экосистема поддержки инноваций нацелена на поддержку одного конкретного предприятия. Это яркие, лучшие технологические представители. Но каждое такое предприятие использует продукцию сотни поставщиков – комплектующие. Поэтому рассматривать проекты надо в комплексе».

«Россия имеет 10% рынка газа в мире – это колоссальная часть, мы большой игрок. И внутренний рынок большой, а это перспективно с точки зрения привлечения зарубежных инвестиций. Поэтому упор надо делать на выстраивание всей цепочки. В прошлом году Корпорация МСП объявила о программе доращивания поставщиков – это первый очень правильный шаг, хотя пока эта программа не до конца проработана в инструментах.

Поставщики оборудования для российского нефтегаза – инжиниринговые компании. Наши должны доминировать в мире, потому что у нас собственный рынок 10%, а это громадная доля. На сегодня рынок инжиниринга в России чуть меньше 2 трлн рублей. 95% этой суммы уходит за пределы нашей родины.

У нас практически разрушена история с инжинирингом. Это значит, что предприятию, которое поддержал ФРП, будет сложно встроиться в цепочку переделов, потому что ее составляет крупная иностранная инжиниринговая компания. Это миллиардные контракты, которые развивают зарубежных коллег. И это – в газе и нефти, там, где мы лидеры!»

«Возможно, России удастся занять заметное место в квантовой истории. Это одна из сквозных технологий в национальном проекте «Цифровая экономика», куда государство целевым образом планирует двигаться. Робототехника, сенсорика, 5G, интернет вещей – на самом деле то, про что говорят все наши национальные проекты».

«Мы можем очень быстро заместить импортные услуги. Почему этого не происходит? Потому что пользователи никак не мотивированы государством. Система конкурсов и тендеров сделана так, что российский софт не сможет заместить импортный, потому что иначе будет нарушено требование о целевом использовании средств. Никто не хочет сесть в тюрьму. Регулирование, которое фактически запрещает быстро внедрять новое взамен того, что существует, препятствует импортозамещению.

Импортозамещение – это, безусловно, временный фактор, неправильно сформулированный. Вместо него нужно говорить о повышении конкурентоспособности компаний для выхода на глобальный рынок. Главное – выходить на него с платформенными решениями, которые в значительной степени позволят стать России одним из лидеров следующего технологического уклада».

«Развитие сетей связи, цифровой экономики, IT, систем квантовой связи, – все это требует оптического волокна как среды передачи данных. Казалось бы, если это супервостребованный продукт, у нас будет суперуспешный проект. Но, к сожалению, не все так радужно.

Сначала вся продукция уходила на экспорт. В первые полтора-два годы мы пытались понять, почему у нас не получается пробиться на российский рынок. Его контролируют три компании, причем у одной из них 58%.

Мы ушли на полный круг всех доступных инструментов борьбы за рынок. Сначала инициировали антидемпинговое расследование: демпинг доказали, пошлину не ввели. Выяснилось, что существует сговор между потребителями и поставщиками. Написали заявление в ФАС, потому что это нарушает закон о защите конкуренции. В этой «конструкции» мы пребываем уже много месяцев, пытаясь пробиться на российский рынок».

«Мы много говорим об импортозамещении, пользуемся мерами институтов развития – РЭЦ, ФРП. Это хорошие, отлаженные процессы. С точки зрения качества продукта мы на сегодня вышли фактически на уровень западных конкурентов. Да, пока это на импортных комплектующих, у проекта есть следующие стадии локализации. Но продавать нам по-прежнему крайне трудно.

То, что делает сегодня правительство, во многом не работает. Прежде всего – абсолютно «кривая» структура импортной пошлины. У нас 0% на готовую продукцию (кабель), 3% на волокно как компонент, 14% – на преформы для производства оптического волокна. С вступлением в ВТО абсолютно демотивируется какое-либо импортозамещение.

Мы пытаемся пробиться в госкорпорации, пишем письма в Минобороны по 44-му ФЗ, где есть прямой запрет на закупки импортного, когда есть отечественное. Везде во многом просто «футбол»: мы уходим в долгие месяцы переписки, и все это заканчивается абсолютно ничем.

Импортозамещение без действенной поддержки спроса на замещающую продукцию не работает. Если профильное министерство не вовлечено в это или вовлечено очень ограниченно, тяжело бороться на рынке с иностранными «монстрами», особенно когда они используют средства, которые сплошь и рядом нарушают наши законы».

«Основная идея – заместить усиление традиционным способом – металлом, который используется повсеместно, на усиление инновационным продуктом – углеродными материалами.

Наш продукт является примером естественного импортозамещения – того, как внешние факторы (рост курса валют с 2014 года, невысокий уровень сервиса и логистики у иностранных производителей) и качество продукта помогли ему завоевать значительную долю рынка».

«Слово «импортозамещение» в какой-то мере меняет свое значение. Я считаю, что «затухло» не импортозамещение, а хайп, возникший вокруг него в 2015 году, когда заявлялось: «Весь импорт заместим, и все будет хорошо».

Со временем пришло понимание, что во всех сферах это сделать невозможно и что это длительный процесс. Начали выкристаллизовываться направления, где он быстрее и интенсивнее. Например, в сельском хозяйстве импортозамещение закончено. В IT совсем другая ситуация, но хочу отметить, что традиционно больше всего участников премии «Приоритет» именно в номинациях, связанных с IT».

«Если мы поймем, что импортозамещение – это не фетиш, а создание конкурентоспособной продукции, тогда все становится на свои места. Процесс не такой быстрый, как хотелось бы, но он точно происходит.

Проблемы есть, перед предприятиями ставятся задачи, к государству выдвигаются большие требования. Не всегда государство может на эти требования ответить, но чем чаще мы будем поднимать эти вопросы, тем больше шансов на то, что они будут решаться».