Вежливая Германия, изящная Франция, азартная Швейцария
Berlin. Unter den Linden. Eeke Friedrich-Strasse. 1911
Извозчик в ресторане
Путешествия всегда невольно влекли меня к себе. Желание видеть быт и нравы людей за рубежом, познакомиться с культурой зарубежных стран, с их государственными и общественными учреждениями и порядками жило во мне неистребимо.
Для учителей в дореволюционные годы устраивались экскурсии за границу. Летом 1913 года я участвовал в экскурсии в Австро-Венгрию. Эта экскурсия не совсем меня удовлетворила: времени было отведено недостаточно, и я пришел к выводу, что поездка в индивидуальном порядке за границу будет более эффективной. Мы договорились с коллегой о поездке летом 1914 года в Германию и Францию, где предполагали прожить по две недели.
В Берлин поезд пришел рано утром. Однако на улицах уже было большое движение. Я и еще один пассажир бродили по перрону, тщетно ища носильщиков.
– Носильщик! Иди же сюда, скотина! – заорал пассажир и сочно по-русски выругался.
Вдруг за нами раздался тихий смех, и молодая дама, выходившая из вагона на перрон, сказала, смеясь, приятным грудным голосом:
– По крепким словам везде можно узнать соотечественника. Но чего вы кипятитесь? Носильщики скоро сами сюда явятся. Фридрихштрассебангоф, где мы с вами сейчас находимся, пропускает до восьмисот поездов в сутки. Вполне понятно, что носильщики не могут сразу обслужить всех пассажиров. Они отлично знают свое дело. Посмотрите, что здесь делается! Какая организованность!
Мы осмотрелись кругом и были поражены: одновременно двигались поезда по пяти-шести параллельным железнодорожным линиям, а затем расходились в разные стороны. Никакой суматохи! Такая организованность мне тогда показалась чудом после путешествия по русским железнодорожным линиям, особенно провинциальным, где после третьего звонка кондуктор с машинистом отправлялись в буфет выпить рюмку водки.
В Берлине мне бросился в глаза внешний вид города: его архитектура, прямые улицы, окраска домов: все это в какойто мере напоминало Петербург. Но еще больше меня поразили строгие порядки. Проходя по Unter den Linden, я случайно плюнул на тротуар. Сейчас же подошел ко мне дородный полицейский в блестящей каске и белых нитяных перчатках, вежливо взял руку под козырек, сказал строго:
– Штраф в одну марку!
Когда мы сели завтракать, извозчик сел за соседний столик и также завтракал, и потом стал читать газету, и никто в этом не увидел ничего удивительного. Я никак не мог себе представить, чтобы какой-нибудь извозчик в Москве или в Петербурге осмелился войти в ресторан: его туда не пустили бы, а газету он привык использовать, только когда курил махорку. И нигде на улицах Берлина нельзя было увидеть пьяных или услышать матерщины, к сожалению, не изжитой и в наши дни у нас даже в городах.
В Берлине нас поразил огромнейший магазин Вертгейма, «народонаселение которого стало бы на целый уездный город», как писал И. А. Гончаров. У всех нас здесь буквально глаза разбежались при виде массы разнообразных товаров, красивых, привлекательных и притом недорогих. Мы, помимо магазинов, днем посещали музеи и побывали в знаменитом берлинском зоологическом саду, который, в отличие от петербургского, имел строго научный, а не развлекательный характер.
Меня на каждом шагу поражали аккуратность и экономия немцев. Немец даже в уборной никогда не бросит в мусорный ящик сигару, которую он начал курить, а на время вставит ее в подставку, а потом возьмет опять и докурит до конца.
Очень нам понравились немецкие кушанья. В ресторанных меню сказывалась немецкая экономия: здесь посетителям не подадут ни цыплят, ни поросят, потому что неэкономично их употреблять в пищу ранее, чем они подрастут. Нам приходилось бывать в «Зимнем дворце». Это был весьма большой первоклассный ресторан с открытой сценой, на которой исполнялась обычная программа мюзик-холла, но все было прилично. Не было той скабрезности и распущенности, какие обычно встречались в кафешантанах в Париже.
Кутеж в Булонском лесу
По сравнению с чинным Берлином, Париж нам показался слишком шумным городом. Мы заняли комнаты в скромном отеле «Европа» на бульваре Капуцинок №20 и стали обозревать Париж. Обратили внимание на огромное количество автомобилей: конные извозчики там отживали свой век и встречались в центре города гораздо реже, чем автотранспорт.
Нам удалось побывать на Эйфелевой башне, конечно, не на самом ее верху: там была оборудована радиостанция, и вход туда был запрещен. На Эйфелевой башне у нас появилось такое ощущение, что башня шатается из стороны в сторону и вот-вот рухнет.
Париж. Эйфелева башня. 1889 г.
Парижские универсальные магазины нас поразили даже после того, что мы видели в Берлине у Вертгейма. Колоссальный магазин «Бон марше» помещался в четырехэтажном здании, раскинувшемся на целый огромный квартал. Удобные эскалаторы быстро доставляли покупателей на любой этаж магазина. Обилие, разнообразие материалов, красивое оформление магазина – все это для нас было необычным. У главного входа в магазин находилась табличка, в которой указывалось, на каком языке, кроме французского, можно говорить в данной комнате.
На улицах Парижа обращали на себя внимание стройные фигуры парижанок и их элегантные туалеты, сделанные с большим вкусом по сравнению с безвкусицей немок и их мало изящными фигурами. Мы своими глазами видели на улицах Парижа прогулки «мидинеток» в полдень, когда у них наступал обеденный перерыв, и они выходили из своих душных контор, мастерских, магазинов на улицы.
Летом нас особенно поразила ночная жизнь в Париже. Тогда посетители устраивались за столиками кафе и ресторанов прямо на тротуарах. Здесь же были устроены эстрады, на которых певцы и музыканты показывали свое искусство. Особенно нам бросилась в глаза простота парижских нравов. Проходя вечером мимо одного ресторана, мы с изумлением увидели следующую картину: около одного столика на коленях у молодого мужчины сидела миловидная женщина. Не обращая ни на кого внимания, они целовались, прерывая поцелуи ласковыми словами. «Разве можно было бы вообразить себе подобную картину на улицах Москвы или Петербурга? – подумал я. – Там полиция немедленно вмешалась бы и посадила мужчину и женщину в кутузку».
Удалось нам побывать и в знаменитом Булонском лесу, где обычно дворянская аристократия и капиталисты показывали свои туалеты, дорогих лошадей, а также в знаменитом ресторане «Максим» и в «Мулен Руж», где русские великие князья и аристократы устраивали умопомрачительные кутежи, разбрасывая на ветер народные деньги.
Пенсионеры рулетки
После длительного путешествия по Немецкой Швейцарии я приехал в Женеву, где и поселился в одном из пансионатов. Он находился на берегу Женевского озера среди живописной природы и полнейшей тишины. Меня заинтересовал знаменитый Шильонский замок на озере, воспетый многими поэтами. Огромный зал с его старинной громоздкой мебелью, в котором обычно пировали рыцари, показался мне слишком мрачным и суровым. Группе экскурсантов показали место, где томился гражданин Бонивар, и тот люк, через который выбрасывали в озеро трупы людей, казненных по приказу жестоких герцогов Савойских.
Я совершил путешествие в Швейцарские Альпы. Мы приехали на Монблан в Шамони, где поднимались в район Ледяного моря на фуникулере. И странно было видеть вокруг лед, а недалеко вверху вершины гор, покрытые вечным снегом, в то время как внизу было жарко. Подниматься на горы на фуникулере – подвесной канатной дороге – для нас было делом совершенно новым, а поэтому жутким. Сердца пассажиров сжимались от ужаса: казалось, вот-вот канат обязательно должен оборваться, и вагон вместе с пассажирами рухнет в бездонную пропасть. На площадке Ледяного моря пассажиры надели специально им выданные темные очки: иначе нельзя было смотреть на лед, сверкающий в лучах солнца.
В Женеве я посетил остатки старинных бастионов, в черте которых был разведен великолепный сад – любимое место отдыха женевцев. В Женеву я попал как раз тогда, когда праздновался столетний юбилей присоединения Женевы к Швейцарскому союзу. Торжество было пышным. И вот среди этого праздничного настроения зловеще прозвучал выстрел в Сараеве. Убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда всех встревожило не на шутку, я опасался, как бы оно не повлекло за собой войны. Но мои соседи по пансионату, русские, подняли меня на смех…
Из Швейцарии я на несколько дней выезжал на юг Франции. Меня интересовал всемирно известный игорный дом в Монте-Карло.
Ходили слухи о миллионных выигрышах отдельных счастливчиков и о колоссальных проигрышах неудачников, поплатившихся за проигрыш своей жизнью. Когда я вошел в зал рулетки вместе с группой посетителей, всех нас поразило выражение лиц игроков, охваченных азартом игры. Одни, как безумные, не сводили пылающего взгляда с крупье, который словно священнодействовал во время игры, другие что-то несвязно бормотали, будто старались вспомнить забытое, третьи погрузились в глубокую задумчивость, по-видимому, обдумывая свою теорию беспроигрышной игры, сулившую им быстрое обогащение. Здесь же в стороне от играющих приютились ростовщики-кровососы. Они покупали у неудачников за бесценок драгоценные вещи, а некоторые молодые красивые женщины, все еще не терявшие надежды на выигрыш, продавали им свое тело. Бывали случаи, когда неудачники тут же кончали жизнь самоубийством, но остальных это не отрывало от игры.
Погуляв немного и насладившись действительно великолепным видом на море, я отправился в Ниццу. По дороге пассажиры обменивались впечатлениями от поездки в Монте-Карло. Среди них не было ни одного радостного лица. На лицах одних виднелось отчаяние, другие словно окаменели и смотрели отсутствующим взглядом вдаль, третьи казались равнодушными ко всему: это были пенсионеры рулетки. Администрация казино лицам, проигравшим огромный капитал, платила в виде пенсии жалкие гроши. Им даже разрешалось играть, но выигрыши не оплачивались, а проигранные деньги возвращались обратно. Это были люди, в которых никакими силами нельзя вытравить азарт игрока.
За помощь в подготовке материала благодарим Владислава Ястребова. По вопросам приобретения книги «Силуэты прошлого: мои воспоминания о жизни в Симбирске-Ульяновске» можно обращаться по e-mail: yastrebov73@gmail.com.